За спиной у Гейнора Уэлдрейк выразительно поднял брови. Эльрик и сам не знал, что заставило его скрыть истину. Несмотря на то что он чувствовал в Гейноре родственную душу и оба они служили Хаосу, в этом человеке крылось нечто пугающее, что препятствовало всякой откровенности. Хотя воин явно не желал ему зла, и было видно, что он не из тех, кто убивает просто ради забавы. Но все же уста Эльрика оставались сомкнуты, точно и ему их сковало само Равновесие, запретив говорить о себе правду. И вскоре все трое улеглись спать три крохотные фигурки в бесконечности колосящихся полей.
На следующее утро Гейнор вновь уселся в седло.
- Благодарю за гостеприимство, господа. Если вы направитесь в ту сторону, то наткнетесь на весьма приятный городок. Там торговцы всегда радушно встречают путников. Больше того, относятся к ним с невероятным пиететом. А я отправлюсь своей дорогой. Мне сообщили, что три сестры собирались в Страну Цыган. Вы не слыхали о таком месте?
- Увы, нет. - Уэлдрейк вытер руки огромным красным носовым платком. Мы новички в этом мире и невинны, как младенцы. Не знаем ничего ни о здешних нравах, ни о людях, ни о богах. Кстати, простите меня за прямоту, но не являетесь ли и вы сами божеством или полубогом?
Ответом ему был смех, в котором слышались гулкие отголоски - точно шлем принца скрывал за собой бездну.
- Я же говорил вам, мастер Уэлдрейк, я был принцем Равновесия. Но это было давно. Ныне же, уверяю вас, в Гейноре Проклятом нет ничего божественного.
Пробормотав, что он все равно не в силах понять значение титула принца, Уэлдрейк перевел разговор в более прозаическое русло.
- Если мы можем чем-то помочь вам, сударь…
- А что это за женщины, которых ты ищешь? - поинтересовался Эльрик.
- Три сестры, совершенно похожие друг на друга. Они странствуют с некоей сокровенной, лишь им одним известной целью… Насколько я мог понять, они разыскивают не то пропавшего соотечественника, не то брата и хотят попасть в Страну Цыган. Им указали дорогу, но едва ли могли сообщить что-то еще. Я лично советую вам избегать этой темы в разговоре с кем бы то ни было. К тому же, подозреваю, если вам доведется столкнуться с этими бродягами, навряд ли вам придется по душе их общество.
- Спасибо за совет, принц Гейнор, - отозвался мелнибонэец. - А не знаешь ли ты, кто и зачем растит все это зерно?
- Их называют оседлыми крестьянами. А когда я задал тот же вопрос, местные ответили со смехом, что зерно нужно, чтобы прокормить саранчу. Что ж, я слышал и о куда более странных обычаях. Подозреваю, местные, вообще, не в ладах с цыганами. Они не любят говорить об этом. Страна эта именуется Салиш-Квуун - если помнишь, так назывался город в Книге Кости. Странная ирония судьбы. Меня это весьма позабавило. - С этими словами он повернул лошадь, полностью уйдя в свои мысли, и неспешно направился к обозначившимся далеко на горизонте холмам - грудам отвратительного мусора, - над которыми, подобно клубам черного дыма, вились мухи и воронье.
- Ученый, - заметил Уэлдрейк, когда принц отъехал достаточно далеко. И говорит загадками. Полагаю, вы понимаете его лучше, чем я, принц Эльрик. Жаль, ему с нами не по пути. Что вы думаете о нем?
Альбинос теребил рукоять меча, подыскивая слова.
- Я его боюсь, - вымолвил он наконец. - Боюсь больше, чем любого живого существа, смертного или бессмертного. Участь его и впрямь ужасна, ибо ему ведомо было Прибежище Равновесия, о котором я могу лишь мечтать. А он обладал им - и потерял…
- Да будет вам, сударь. Вы преувеличиваете. Конечно, он человек со странностями. Но, мне показалось, весьма любезен. Учитывая обстоятельства.
Эльрик содрогнулся. Он был рад, что принц Гейнор наконец покинул их.
- И все же я страшусь его больше всех на свете.
- Кроме, может быть, себя самого? - Уэлдрейк заметил, как переменился в лице Эльрик при его словах, и смущенно взмолился: - Сударь, прошу меня простить! Я не хотел оскорбить вас своей прямотой.
- Вы слишком проницательны, мастер Уэлдрейк. Глаза поэта куда зорче, чем я думал.
- Это чистая случайность, сударь, уверяю вас. Инстинкт, если угодно. Я не понимаю ничего - и говорю все. Это мой рок! Не такой ужасный, как у многих других, полагаю, но он доставляет мне довольно неприятностей, хотя порой и вызволяет из них…
На этом мастер Уэлдрейк принимается затаптывать костер, затем ломает вертел, прячет самодельные силки в один карман с каким-то древним, давно лишившимся обложки томом, набрасывает плащ на плечи и устремляется через межу вслед за Эльриком.
- А читал ли я вам, сударь, мою эпическую поэму о любви и смерти сэра Танкреда и леди Мэри? Она написана в подражание нортумберлендским балладам - это была первая поэтическая форма, что я услышал в своей жизни. Наша усадьба стояла в жуткой глуши, но мне не было там одиноко.
Рыжеволосому стихоплету приходилось то семенить, то бежать вприпрыжку, чтобы угнаться за длинноногим альбиносом, но звенящий голосок его не сбился ни в единой строчке бесконечного стихотворения.
Спустя четыре часа они вышли на берег широкой реки и на живописных утесах на другой стороне узрели город, который искал Эльрик. Уэлдрейк наконец дочитал торжественные строки бессмертной баллады - и, похоже, воспринял окончание чтения с таким же облегчением, что и мелнибонэец.
Город, казалось, был высечен резцом искусного мастера прямо из скалы. К нему вела узкая тропа, которая вилась над белой водой, понемногу карабкаясь все выше, и наконец переходила в широкую улицу, петлявшую среди высоких многоэтажных зданий и складов, лавок и постоялых дворов, ухоженных парков и цветущих садов, затем терялась среди проулков и аллей, чья паутина раскинулась у подножия заросшего лозой и плющом древнего замка, что возвышался над городом и тринадцатиарочным мостом, стягивавшим реку в самой узкой ее части и ведшим к небольшому поселку на другом берегу, где, повидимому, располагались летние резиденции местной знати.